Малые языки можно спасти!

Инфоцентр FINUGOR представляет эксклюзивное интервью эксперта по ревитализации малых языков, участника проектов по спасению инари-саамского языка в Саамском регионе Финляндии Анники Пасанен, посвященное вопросам сохранения миноритарных языков. Эксперт раскрывает подробности проекта по спасению инари-саамского языка и заявляет о принципиальной возможности использования данного опыта для любого другого миноритарного языка.

Анника, лингвосоциальная технология сохранения малых финно-угорских языков путем обучения детей в «языковых гнездах» — детских садах, где с малышами целый день общаются на родном языке – была предложена российским финно-уграм Тарьей Халонен, занимавшей в то время пост президента Суоми, на V Всемирном конгрессе в Ханты-Мансийске в 2008 году. Прошло несколько лет, и «языковые гнезда» открылись в разных регионах России – от Карелии до Таймыра. Однако есть и те, кто скептически относится к этой идее, в частности, известный финно-угровед Янош Пустаи утверждает, что спасти возможно только языки, численность носителей которых не менее 100 тысяч человек. Получается, у самых малых финно-угорских и самодийских языков нет никаких шансов?

На мой взгляд, вообще нет смысла указывать какие-либо цифры как некий показатель «выживаемости» языков. Число носителей может быть любым – даже очень маленьким. Главное для сохранения языка – это желание самого народа, простых его представителей – сохранить родной язык, передать его следующим поколениям. Конечно, важна поддержка государства или общества или каких-то благотворительных организаций, которые могут помочь финансами…

Мне высказывание Яноша Пустаи кажется в чем-то даже аморальным. Он известный ученый, одна из ведущих фигур в финно-угорском мире, его слово многое значит для коллег-лингвистов, преподавателей и широкой общественности! Более того, в Венгрии он оказывает влияние на выдачу грантов Евросоюза на языковые проекты. И так заранее «хоронить» миноритарные финно-угорские языки!. Это очень опасно – делать такие заявления, ведь сами представители народов, общественные активисты, чиновники могут теперь ничего не делать – ведь спасти малые языки, как им говорят, уже невозможно!

А на самом деле, спасти возможно, пожалуй, почти любой язык. Опыт возрождения инари-саамского языка в Финляндии показал, что это так.

Несколько лет назад мы с тобой обсуждали возможность спасения малочисленного водского языка при помощи методики «языкового гнезда». Ты сказала, что это вряд ли возможно, так как у води не осталось носителей языка в среднем возрасте, способных работать воспитателями в таком детском садике, — все те несколько вожан, которые владеют языком, уже старше 60 лет…

Да, но теперь я могу сказать, основываясь на опыте с инари-саамским языком, что и водский язык имеет шанс на спасение! Просто все зависит от желания самих вожан и привлечения необходимых ресурсов в виде специалистов-языковедов и денег. Нужно желание государства помочь сохранить малые языки.

Дело в том, что в Инари сначала организовали «языковое гнездо» в детсаду, так как решили научить инари-саамскому языку малышей, родители которых уже не владели им и не могли передать его своим детям. Конечно, не все было просто и легко: ребенок, пообщавшись в садике на саамском языке, дома снова попадал в финноязычное окружение… И ведь после садика – школа, как там быть?

Но проект набирал обороты. В начальных и средних классах школы было введено преподавание на инари-саамском языке – фактически, то же самое «языковое гнездо», только уже не в детсаду, а в школе. И родители заинтересовались родным языком! Саами среднего возраста стали приходить и просить научить их языку предков. В рамках проекта были организованы курсы инари-саамского языка для взрослых: приходила и молодежь, но и те, которым было за сорок лет. Средний возраст учащихся составил, пожалуй, около 35 лет. Эти курсы для взрослых действуют уже пятый год.

Но кто же учил и детей, и взрослых инари-саамскому языку? Это ведь ключевой вопрос для организации «языковых гнезд» — хотя бы в случае с водью. Где взять преподавателей?

Хороший вопрос! У нас не было так, что есть все сразу: и людей со знанием языка достаточно, и тех, кто может и хочет преподавать язык, и учебников по языку. Все шло постепенно. Для самой первой языковой группы в Инари были два преподавателя: одна из них – женщина – владела инари-саамским языком с детства, но пассивно, то есть понимала на слух, но сама активно не говорила. Второй преподаватель – мужчина – прекрасно говорил по-саамски. Они и начали эту работу с детьми. Сейчас в Инари уже 9 преподавателей инари-саамского языка для «языковых гнезд», причем большинство из них выучили язык на курсах.

Курсы эти достаточно основательные. Конечно, невозможно выучить язык, занимаясь 1-2 часа в неделю. Было сделано так, что курсы начинались с середины августа и продолжались до конца мая следующего года – это целый учебный год, как принято говорить в России. И занятия шли в течение всех рабочих дней недели в течение полного дня. За 9,5 месяцев такого интенсива слушатели овладевали языком свободно, но, конечно, не все доходили до конца обучения.

Кроме того, использовали саамов старшего поколения в качестве так называемых «мастеров языка»: у каждого учащегося на курсах взрослого был напарник – пожилой саами, который в течение всего дня разговаривал с ним по-саамски, разъяснял то, что непонятно, стимулировал общение. Слушателей курсов старались вовлечь в традиционные занятия саами: сходить на рыбалку, в оленье стадо, сделать что-то по хозяйству – это и ознакомление с традиционной культурой саами, и познание соответствующей лексики саамского языка. Правда, бывало так, что учащийся с «языковым мастером» никуда не шли, а общались дома, на кухне, увлекшись беседой друг с другом… Но это не проблема – главное, что они общались по-саамски!

Этим пожилым саами предусмотрена оплата их помощи в обучении языку других людей?

Можно сказать, это символические деньги, небольшие. В рамках проекта также могла быть помощь для пожилых «мастеров» продуктами или еще чем-то, что было необходимо для времяпрепровождения со слушателями.

Поначалу пожилые саами неохотно откликались на предложения поучаствовать в проекте. Обычно говорили так: я уже стар, язык плохо знаю или знаю, но без современных слов… А потом начинали общаться с молодежью и – втягивались в общение на родном языке, исправляли ошибки, говорили, говорили – создавая языковую атмосферу… Если средний возраст изучавших саамский язык 35 лет, то у «языковых мастеров» — около 70 лет, но все они очень хорошо общались друг с другом!

А как же учили язык в течение почти 10 месяцев представители молодежи и среднего возраста? Ведь весь этот период времени надо на что-то жить…

Может быть, это особенность Финляндии, но у нас были разные возможности обеспечить людям жизнь на время обучения. Во-первых, в Финляндии государственные служащие или работники муниципалитетов могут повышать квалификацию, учиться, продолжая получать зарплату. Если в Саамском регионе муниципальный служащий говорит, что хочет выучить инари-саамский язык, вопросов не возникает.

Другая возможность для безработных – тех, кто ищет работу. Когда органы по трудоустройству направляют человека учиться и получать новую квалификацию, ему платится определенная стипендия, но и предполагается, что впоследствии закончивший курсы найдет работу, где сможет применить новые знания. В Саамском регионе знание финном саамского языка является плюсом для занятия вакансий.

Также была возможность платить тем, кто планировал по окончании курсов непосредственно работать преподавателем инари-саамского языка. В итоге большая часть слушателей имела тот или иной вид материальной поддержки в период изучения саамского языка, хотя нельзя сказать, что абсолютно все слушатели получали деньги.

Анника, сколько детей и сколько представителей среднего возраста прошло «языковые гнезда» и языковые курсы инари-саамского языка?

Пожалуй, за все годы проекта около 70 детей прошли «языковые гнезда» в детсадах и примерно 70-80 человек – языковые курсы.

Это немало для инари-саами – народа численностью примерно в 300 человек!

Я все же уточню, что в эти цифры входят не только сами инари-саами, сюда входят и финны, которые по тем или иным причинам выучили инари-саамский язык. Взять хоть мою семью: я, финка, выучила инари-саамский, оба моих ребенка – сын и дочь — прошли «языковое гнездо» и теперь успешно учатся в школе на инари-саамском. И таких финнов уже немало! Инари-саамский язык стал популярен в коммуне Инари, его стремятся выучить, говорить на нем. Я сама постоянно живу в Инари, здесь мой дом, и я не хочу быть на земле саами таким человеком, который пришел и ассимилирует малочисленный народ, делая его финнами… Я хочу, чтобы инари-саамский язык сохранялся и развивался. Чем больше финнов выучат его, тем лучше. И среди самих саами он стал более престижным, ведь, как я уже сказала, среднее поколение само теперь стремится вернуть родной язык.

Вернемся к водскому языку как примеру малочисленного финно-угорского языка. Получается, спасти его можно?

Да, но только если вожане захотят выучить язык своих дедушек и бабушек, если найти средства на проект, привлечь филологов, владеющих водским языком, разработать учебные пособия… Важна развитость самого языка – насколько у него современная лексика, имеется ли достаточный корпус текстов, зафиксирован ли язык лингвистами в достаточной мере. У водского языка с современной лексикой большие проблемы.

В России с твоей помощью во многих финно-угорских регионах за последние годы были созданы «языковые гнезда» в детсадах. Как бы ты оценила их эффективность?

Трудно давать оценки, когда не наблюдаешь за таким «гнездом» постоянно. Несколько недель назад я была в Карелии, где показывали опыт работы «языковых гнезд» с карельским и вепсским языками в Петрозаводске и селе Шелтозеро. Честно говоря, у меня есть некоторые сомнения: да, дети, вроде, заговорили на этих языках, но там нет полного режима «языкового гнезда» в течение всего дня, только часть времени отведена на родной язык и только один воспитатель в группе говорит, скажем, по-карельски, тогда как другой и весь остальной персонал садика говорит по-русски. Это только частично «языковое гнездо», не полностью. Не хочу сказать, что воспитатели-преподаватели там работают плохо – нет, они работают очень хорошо и дают детям родной язык в этом частичном режиме так хорошо, как могут. Надо отметить, что в Карелии разрушена сама языковая среда карельского языка, не говоря о вепсском. Частичного погружения в родной язык, конечно, не хватает для его полноценного изучения и владения языком.

В других регионах случается так, что обычный садик где-нибудь в сельской глубинке Марий Эл объявляют «языковым гнездом». Приезжаешь, смотришь – да, дети говорят по-марийски свободно. Но ведь это было и есть марийское село, думаю, там и без громкой вывески «гнездо» в садике дети и воспитатели так и говорили бы по-марийски… Весной следующего года будет семинар по работе «языкового гнезда» на Таймыре – поеду туда, посмотрю как там обстоят дела.

По-моему, лучше всего получилось в Коми: я была в таком «гнезде» в селе Усть-Кулом, там действительно все хорошо налажено. И в Коми республике эти «языковые гнезда» открываются и открываются. Кроме того, у вас уже была разработана хорошая образовательная программа на коми языке «Дзолюк» для дошкольников.

Анника, ты очень подробно рассказала об инари-саамском языке. А есть ли в Европе еще примеры сохранения миноритарных языков, которые могли бы пригодиться российским финно-уграм?

Наверное, к числу таких примеров можно отнести гэльский язык в Шотландии и ирландский (кельтский) язык в Ирландии: у них все очень неплохо, так как там были предприняты серьезные усилия для их сохранения. В Ирландии, например, родной язык преподается в школах, все указатели двуязычны, причем надпись на ирландском языке идет сначала, а на английском языке – потом.

Однако, несмотря на все усилия, в Ирландии число людей, говорящих по-ирландски все-таки не превышает 70-90 тысяч человек из 4,5 миллиона населения страны. В чем же дело, ведь есть мощная государственная поддержка?

Честно говоря, не могу дать объяснение в случае с ирландским: он сохранен, развивался и получал новые функции, но, действительно, большинство ирландцев так и не овладели им в полной мере, хотя и учили его в школе. Возможно, английский язык продолжает доминировать в Ирландии, будучи языком номер один в мире.

Вообще, актуальна ли проблема исчезновения миноритарных языков, как предсказывает Янош Пустаи? В Европе есть примеры стран, где проводилась весьма жесткая языковая политика, направленная против малых языков, как, например, во Франции, где со времен Великой Французской революции и Наполеона реализовывался принцип «одно государство – одна нация»…

Да, в мире есть страны, где миноритарные языки долгое время были под большим давлением, число их носителей сокращалось. Если мы беспокоимся об уменьшении численности говорящих на финно-угорских языках в России, то и в других странах были аналогичные примеры. Но я не согласна с категорическим утверждением, что малые языки исчезнут. Нет, они имеют шанс сохраниться. Подсчеты лингвистов показывают, что чаще всего встречаются в мире языки, на которых говорит от 5 до 10 тысяч человек – и они вовсе не исчезают за века и тысячелетия. Да, есть давление со стороны мировых языков, но я не верю, что малые языки исчезнут совсем – нет, возможность выжить у них есть. Есть тенденция к сокращению числа малых языков, но все равно можно предпринимать усилия для их сохранения и даже ревитализации. Малое число носителей носителей языка это фактор риска для его выживания, но все-таки не главный фактор для его судьбы, как утверждает Янош Пустаи. На инари-саамском языке говорит всего 300 человек, но и у него есть возможность сохраниться в будущем.

В России есть специфика в сохранении малых языков – здесь обучение в школе идет на русском языке, поэтому показатель числа носителей родного языка не столь важен: в одинаковых условиях и «большие» малые языки, и совсем малочисленные. И я, конечно, согласна с профессором Пустаи в том, что преподавание в школе необходимо вести на родных языках народов. Если так не делается, то все языки могут исчезать вне зависимости от числа их носителей.

Но, подчеркну еще раз, сами представители малых народов должны проявлять активность для этого. И еще им должно помогать государство.

Интересным показался один из комментариев на том же сайте:

Большое Вам спасибо Анника, вы делаете колосальное дело, возрождая язык малочисленных народов. Показали очень хороший пример на примере саамского-инари языка. Полностью с вами согласен, потому что имею опыт аналогичный, мой язык родной хантыйский, живу в городе Ханты-Мансийск. Сыну 11 лет 28 декабря будет 12 лет. В городе у нас в семье принято говорить только на родном языке. Поэтому сын говорит и очень хорошо знает язык. В 90-е годы в этническом стойбище была у нас попытка организовать обучение родному языку. А это всего 21 день. Оказалось мало. В зимнее время нет среды общения, поэтому опыт не удался. А с сыном его друзьями получилось. Правда в первые дни в детском саду были проблемы из-за незнания русского языка, он его выучил очень быстро потому что кругом «русское языковое гнездище». И мы все кто владеет и хочет сохранить язык должны таким же способом начинать с самих себя со своих детей.
А то получается до абсурда, на совещаниях, заседаниях мы с пеной у рта доказываем необходимость сохранения языка, а сами практически кроме чем на совещаниях кричим выбивая какие-то деньги, никого не научили разговаривать. Ведь не секрет среди ханты первыми потеряли родной язык дети так называемой национальной интелегенции. Это мы должны понять и принять, что в первую очередь виноваты мы в утере языка. И нам его возрождать.
Т.А. Молданов

Источник: FINUGOR