Гражданин из Мэриленда

Детский врач Виктор Севостьянов поднимает на ноги безнадежно больных детей

Виктор Севостьянов — сын известного доктора Айболита. Другого объяснения его карьерного и научного успеха найти невозможно. Все, кто пытались дать оценку его личности, оказывались в двусмысленном положении. С одной стороны, тип он сомнительный, шаткий, лицедейный и авантюрный. Смахивает на обаятельного прохвоста. С другой стороны, Виктор Викторович Севостьянов — профессор, депутат Госсобрания Республики Марий Эл, руководитель единственного в России центра, в котором дети с различными поражениями центральной нервной системы почему-то встают на ноги, слепые начинают видеть, а немые говорить.

Знакомство с профессором смутит любого. Вопрос по телефону: «Виктор Викторович, о вашем центре известно, что…» Ответ: «Да! Я — почетный житель штата Мэриленд». При чем здесь Мэриленд? А он продолжает: «И еще я действительный член Нью-Йоркской академии наук». Ценное сообщение. И цена ему известна: любой человек может получить членство в означенном заведении за $115 вне зависимости от ученых степеней или отсутствия оных. Виктор Викторович за время телефонного знакомства наговаривает столько, что серьезно к нему относиться уже невозможно. Обращаются же в редакции газет неадекватные граждане с идеями озеленения луны. А тут, похоже, я сам к такому напрашиваюсь. Это сейчас он лечит детей, а вообще-то начинал как сексопатолог и в прошлом даже был связан с космосом! «Ладно, не смущайтесь, — говорит наконец Севостьянов. — Приезжайте, я вам письмо от Индиры Ганди покажу».

Мэриленд, сексопатология, Индира Ганди… Лучших рекомендаций для детского врача не найти.

На вокзале тишайшей Йошкар-Олы меня встречает коренастый мужчина с ленинской лысиной и с кепкой в руке. Аккуратная белая бородка… Хорошо хоть не клинышком. Глаза хитрые, цепкие и одновременно неуловимые, кошачьи какие-то. Ровным счетом ничего от канонического облика медицинского светила, ни грамма «академической» серьезности. Может, именно так и выглядят сексопатологи?

Полное название севостьяновской здравницы — Центр патологии речи и нейрореабилитации нейросенсорных и двигательных нарушений Министерства здравоохранения Республики Марий Эл. В коридорах сидят мамочки с детьми, для которых мир за пределами их кожи закрыт или не существует вовсе. Маленькие люди-растения, неподвижные, скрюченные, судорожные, не ходящие, не видящие, с трудом дышащие, страшно мычащие, с непомерно большими головами и висящими плетью ногами и руками. У них нейросенсорные и двигательные нарушения — последствия родовых травм или инфекций, перенесенных мамами во время беременности. Иными словами — ДЦП, параличи, речевые нарушения, слепота, кисты, атрофия головного и спинного мозга.

«Гореть ему в аду, если врет», — думаю я, поднимаясь по ступенькам в холл.

Он проходит мимо «строя» родительниц и каждой что-то говорит. А с малышами — и здоровается, и посвистывает, и квакает, как лягушка в июньском болоте. И они реагируют на его голос: кто-то силится встать или потянутся, поднять голову или сфокусировать взгляд. Как они его отличают?

Журналиста обмануть легко. Еще проще обмануть мамочек. Но как обмануть тех, кто со всех сторон закован в глухой панцирь?

Мы направляемся в профессорский кабинет. Виктор Викторович начинает рассказывать о себе. Получается сага.

Индия и тыквы

Каким должен вырасти мальчик, который в шестилетнем возрасте ходил в больничный морг, как на работу, а для воспитания силы воли ночами разгуливал по кладбищу?

Будущий профессор родился в Астрахани в 1942 году. Его отец погиб в 43-м. Мама, врач-терапевт, перебралась с сыном сначала в Марийскую республику, в село Мари-Турек, а затем, в 47-м, в город Волжск, недалеко от Казани. Там, в «маминой» больнице, Виктор Викторович сделал первое серьезное открытие — обнаружил в морге живого человека. Конечно, случайно. Детский слух уловил живые звуки там, где взрослые, по определению, не прислушиваются. О своем открытии мальчик сообщил в ординаторскую. Чтобы отвязаться от назойливого дошкольника один из врачей и медсестра отправились в морг. Там медсестра упала в обморок, а врач умолк: один из трупов действительно оказался живым. Эпизод весьма характерный для Севостьянова. Он находит там, где никто не ищет.

Следующая история связана с тыквой. В городе Волжске и его окрестностях плохо росли тыквы. Бог его знает почему, может, из-за экологии, или просто место было нетыквенное. А мальчик Витя Севостьянов посещал биологический кружок, и такое положение дел с этой овощной культурой его не устраивало. Подросток принялся рассылать письма селекционерам-одиночкам и председателям лучших овощеводческих колхозов Советского Союза. Тыквоводы охотно отвечали мальчику, и летом, оставшись в школе один, он начал проводить опыты. Сажал, выращивал, прививал, ночевал в огороде — сторожил урожай. Скептически настроенные взрослые, естественно, уверяли, что затея эта бессмысленная: два сельскохозяйственных института республики безуспешно бились над той же задачей. Но Витю это обстоятельство не смущало. И вот, после двух лет неудач — триумф.

Этот момент задокументирован: с черно-белой фотографии 1954 года на меня смотрит тощий пацан в хулиганской кепке, из-под которой торчат уши. Широченная улыбка задвинула их на затылок. Перед новым «Мичуриным» лежат три громадных плода, вполне годящиеся в кареты для Золушки. Тыквы прославили подростка на всю страну. Демонстрировать свои успехи его пригласили в Москву, на ВДНХ. Дали медаль и отправили в «Артек». Там, в пионерской здравнице, Севостьянов увидел живую Индиру Ганди. Подумать только!.. Хотя, с другой стороны, какой от этого прок? Но Виктор Севостьянов, гений практичности, с блеском обернет это в свою пользу: через 20 лет он напишет письмо премьер-министру Индии, освежит ее воспоминания о Крыме и советской пионерии и получит в ответ коротенькое, сдержанное и ни к чему не обязывающее послание: «…вспоминаю посещение Артека с благодарностью и теплотой…» Но и этого достаточно. Теперь в руках у Севостьянова исторический документ! Конверт с индийской маркой и штемпелем Нью-Дели и половинка листа формата А4 — плотная, шершавая, серая бумага с английскими буквами, напечатанными на машинке под горделивой «шапкой»: Администрация Премьер-министра Индии и автограф главы государства. Это — документальное подтверждение связи великого человека с Севостьяновым. Это вам не Хлестаков: подумаешь, «с Пушкиным на дружеской ноге»! Виктор Викторович заставляет работать на себя самые незамысловатые вещи.

Жабы и космос

В выборе профессии он никогда не сомневался. После школы поступил в Казанский университет на медицинский факультет. Студентом он продолжал ходить в биологический кружок. Руководитель кружка занимался проблемой распространения раковых опухолей и работал над созданием нового антибиотика. Для опытов был нужен гомогенизатор, чтобы получать из ткани отдельные клетки. Устройств для решения этой задачи не существовало. Его подопечные (читай — мой герой) предположили, что необходим крошечный, но мощный моторчик. И раздобыли (читай — украли)… сверхскоростной малогабаритный двигатель. И где?! На казанском вертолетном заводе. Похоже, опытных образчиков у военных конструкторов было много, и пропажи они не хватились. А наши Кулибины-Ньютоны, приспособив движок, принялись разрушать ткань на отдельные клетки, чтобы затем «всаживать» их крысам, проверяя вирусный способ передачи рака. Антибиотик в серию не пошел. Но аппаратец с движком они запатентовали в Москве как изобретение и даже получили премию. Мне продемонстрировали фото двух довольных молодых парней в черных пальто и широких брюках «трубами» на Красной площади после получения патента на изобретение.

А вот еще несколько характерных эпизодов того периода. Севостьянов, контролируя бригаду младшеклассников, успешно организовывает подпольный бизнес по ловле и сбыту земноводных тварей. Жабы — мединститутам, раки — ресторанам. Рассказ об этом он иллюстрирует вполне правдоподобным жабьим кваканьем. Я прошу назвать примерный заработок ушлого студента-жаболова. Профессор не помнит. Вместо этого я слышу историю о его увлечении девушкой из МИАССа. Девушка была инженером-ракетостроителем в закрытом КБ. Вместе с ней он однажды попал на некое собрание, где услышал выступление какого-то мрачного ученого. И этот ученый имел неосторожность высказаться по смежной с космосом медицинской теме. Ему никто не возражал, кроме случайного и незваного гостя… Севостьянова. Дерзость вполне простительная. Он же не знал, что оппонирует самому Сергею Павловичу Королеву. Впрочем, у этой истории нет документального подтверждения, как в случае с чудо-тыквой или Индирой Ганди. Поэтому верю на слово. Как Форесту Гампу.

На шестом курсе мединститута он поступил на первый курс заочного отделения химико-технологического института. Затем он перешел в интернатуру, и в его карьере возникла тема сексопатологии. А началось все с грандиозного — по советским меркам — скандала.

Бычки и инфаркты

Клиника, которую возглавляет Виктор Севостьянов, рассчитана на 30 пациентов. В летнее время количество пациентов вырастает и до 90 человек.Фото: Федор Савинцев

Занимаясь наукой, Виктор Викторович устроил в городе платный прием граждан по интимным вопросам. То есть занялся частной сексопатологической практикой. И это, на секундочку, в 1966 году в закрытом городе Йошкар-Оле. Раздался грозный окрик из органов: «Кто разрешил?!»

В обкоме партии Виктор Викторович прикинулся Иванушкой: «Как кто?! Партия держит верный курс. Вместе с благосостоянием растет и сексуальная активность народа. А иначе обороноспособность неминуемо начнет снижаться и падать, снижаться и падать…»

Но Севостьянова попросили дурака из себя не корчить и задуматься о будущем. «Если придумаешь способ радиоэлектронной кастрации быков, тогда разрешим и твою сексопатологию». И он энергично принялся за дело. Он организовал группу из специалистов марийского политехнического института, завода полупроводников, а также марийского машиностроительного завода, занимавшегося ракетными двигателями. Идея заключалась в целевом применении электромагнитного излучения.

Когда Севостьянов писал монографию о воздействии излучения на половые органы, над ним смеялись, но опыты с быками на марийской сельскохозяйственной станции дали желаемый результат. Разработанный группой Севостьянова многоканальный электростимулятор за 15—30 секунд направленного теплоизлучения вызывал инфаркт семенников и их рассасывание. Безболезненно и эффективно. Изобретение в конечном счете было запатентовано в Англии, Германии, Дании, Швеции, Франции и США. Дальше — больше. Севостьянов предположил, что таким же образом можно подходить к лечению самых различных форм нарушений двигательного аппарата, доказывая, что сигналы электростимулятора воздействуют на нервную систему человека, заставляя последнюю работать самостоятельно: регенерировать, восстанавливать двигательные функции независимо от характера и тяжести поражения.

После быков Виктор Викторович предложил использовать электростимулятор для профилактики костной дистрофии, остеопороза костной ткани — заболевания, которому подвержены космонавты. На этом, «космическом» этапе и произошла его встреча с детьми-инвалидами. Письменные источники расходятся в версиях, кто оказался первым «безнадежным» больным, который «вдруг» вернулся к нормальной жизни. Рассказывают, что «виной» успеху был побочный эффект: во время сеансов по стимуляции верхних отделов позвоночника у слепых детей неожиданно появилось светоощущение. При том что боролись вовсе не со слепотой, а с неподвижностью при ДЦП.

С середины 80-х Севостьянов занялся детьми вплотную. Серьезные окулисты ему в доверии отказали: «Атрофию зрительного нерва нигде в мире не лечат. Нервные клетки не восстанавливаются. Это прописные истины». Но Севостьянова прописные истины с «тыквенных» времен не смущают. Он отправился в морг и, работая на трупах, установил, что из полутора миллионов волокон, составляющих зрительный нерв, определенное количество можно вернуть к жизни. Севостьянов в очередной раз замахнулся на общепризнанную догму. И начал восстанавливать утраченные функции организма по-своему, используя электростимуляцию, лазеротерапию, специальный массаж и медикаментозное лечение.

После 10-15 курсов подобной комплексной терапии неподвижные и совершенно слепые дети вставали на ноги и начинали не только ходить, но и видеть. Кто на 30 процентов, кто на 60, а кто и на 90…

«Во всем мире лечение ведется по специальностям. Глухоту лечит отоларинголог, слепоту — окулист, двигательные нарушения — невропатолог. И выйти каждому за свои рамки сложно. Нам достаются безнадежные, и мы их лечим, конечно, с разной степенью эффективности, но в основе — система. Компенсаторные возможности организма к регенерации можно и нужно использовать. Даже если ресурс последнего — не больше 5 процентов».

В 1996 году Виктор Севостьянов получил степень доктора медицинских наук, защитив диссертацию под названием: «Применение многоканальной программируемой электростимуляции в лечении заболеваний нервной системы».

Его центр рассчитан на 30 пациентов. Но меньше 50 малышей здесь никогда не бывает. А в летний период их количество вырастает и до 90 человек. Больничными здешние «палаты» не назовешь. Мамы с детьми живут в двух-трехместных номерах, похожих на санаторные где-нибудь в Евпатории. Скромно, но со всем необходимым. Один лечебный курс рассчитан на 12—14 дней. Затем перерыв до трех месяцев и новый курс.

Рассказав о себе, засыпав ворохом публикаций о подтвержденных «чудесах», профессор ведет меня знакомиться с пациентами. Самое главное впечатление от мамочек — отсутствие привычной подавленности. Может, конечно, Севостьянов их всех гипнотизирует — есть в нем что-то от колдуна. Но факт остается фактом: все они, прошедшие множество больниц, реабилитационных центров, врачей, знахарей и целителей, десятки кругов предательств, беcсилия и отчаяния — здесь в буквальном смысле оживают. И демонстрируют галерею надежд…

Никита Михайлов из Уфы, четыре года. Олег Володин из Нефтекамска, двухлетний Алеша Фирсов из Чебоксар. Арслан Шарипов, Казань, три года. И у всех внутриутробные поражения головного мозга, кисты и «букеты» сопутствующих заболеваний. Один с рождения не говорит, другой видит лишь отдельные контуры на периферии зрения, третий не ходит и даже спину не держит. В центре они первый раз, но мамочки взахлеб рассказывают, как меняется что-то в этих маленьких людях. Как они отзываются на голос, или начинают держать равновесие, или замечать предметы. Кто измерит глубину материнского счастья? А вот те, кто прошел уже пять-семь курсов: Никита Абросимов, шесть лет, Оренбург; София Иванушкина, четыре года, Балаково. Дети, которые не знали, чем пол отличается от потолка, заходившиеся в истерике от одного вида белого халата, не умевшие удержать карандаш в руке, — ходят, играют в солдатики, рисуют фигуры и выражают мысли целыми предложениями.

Сегодня домой, в Назрань, уезжает пятилетняя Ева Адамовна Магушкова. Русоволосая тихоголосая принцесса из сказки. Сидит на диване, в зеленом свитере и синих джинсах с вышитыми цветами на карманах. «Встань, Хава», — говорит мать принцессы, когда я вхожу в комнату. Девочка аккуратно спускается вниз, становится на ножки и, покачиваясь, стоит, прислоняясь к кровати. «Песню споешь нам?» — спрашивает мама. Ева, улыбаясь, тут же начинает тихо-тихо: «В ю-юном месяце апреле-е, в ста-аром парке тает снег». Очень трудно поверить, что три года назад она напоминала живого ребенка лишь тем, что дышала и открывала глаза. Не ходила, не сидела, не держала голову, не говорила.

С детьми Севостьянов совсем другой. Молчалив, медлителен, смотрит внимательно, вопросы задает отрывисто, крутит в руках маленькую пластмассовую обезьянку, у которой во рту зажигается лампочка — проверять реакцию у слепых. Каждой родительнице обязательно что-то напомнит, выпишет, предостережет. В приоткрытую дверь кабинета слышно, как он обучает рыжеволосую татарскую мамочку общаться с республиканским Минздравом, чтобы ее направляли в центр лечиться бесплатно.

Но как только он возвращается к разговору со мной, интонации меняются. И я снова слышу повести об удивительных достижениях, научных конференциях, общении с помощником Арманда Хаммера, триумфальных поездках в Америку, Милан и Ригу. А также о кознях недоброжелателей, глупости чиновников, приближенности к премьер-министрам и их родственникам, о наркобаронах, партократах, темных дельцах, попытках его «заказать», о заманчивых предложениях и, наоборот, предостережениях «не лезть со своими выдумками». Впрочем, ни в одной из историй я не заметил ни озлобленности, ни зависти, ни порицания происходившего. В кармане его белого халата кроме обезьянки с лампочкой хранится маленький увесистый молоточек с расписной рукояткой. Это орудие самообороны.

«Он рассказывает о себе, словно живет в хорошем детективе, — думаю я. — Ему и веришь и не веришь. Но больше всего это похоже на мальчишество, азартное рыцарство, на игру воображения, в которой правда и выдумка строго не очерчены».

В восемь вечера мы отвозим татарскую мамочку с сыном на вокзал к казанской электричке. Доктор тащит за ней сумки. В этот момент он похож на деда, провожающего внука с каникул домой. На перроне они прощаются, он целует обоих.

А в машине с «томсойеровской» серьезностью звонит по мобильному — в кафе.

— Это депутат Госсобрания Севостьянов говорит. Столик на двоих зарезервируйте, пожалуйста.

В маленьком полупустом кафе у входа в городской парк отдыха нас встречают в высшей степени почтительно и усаживают за лучший столик. Напротив аквариума с рыбками. И здесь доктор медицины Виктор Викторович Севостьянов рассказывает мне о том, что он изобрел лазерный пистолет. И уже опробовал его в действии: стрелял по окнам одного из своих оппонентов. Но соответствующие органы рекомендовали повременить с дальнейшей эксплуатацией не до конца изученного и не вполне разрешенного агрегата.

Александр Рохлин
Фото Федор Савинцев

Источник: Русский репортер