29 сентября в селе Сигаево Сарапульского района Удмуртии состоится Республиканский семинар «Превенция суицидального поведения детей и молодёжи».
Данное мероприятие преследует цель повышения компетентности специалистов в области первичной профилактики самоубийств. Участниками его станут заместители директоров по учебно-воспитательной работе, педагоги-психологи, социальные педагоги муниципальных образовательных учреждений, специалисты Министерства культуры и Министерства здравоохранения Сарапульского района. Всего ожидается 75 человек.
Напомним, что в Удмуртской Республике трижды превышен критический уровень суицидов, принятый Всемирной организацией здравоохранения. На сегодняшний день Удмуртия занимает 11 место в России по количеству самоубийств. Критическим, по данным ВОЗ, считается уровень из расчета 20 случаев на 100 тысяч человек. В Удмуртии же регистрируется 76 суицидов. Только за первое полугодие этого года, по данным пресс-секретаря Следственного комитета Следственного управления при Прокуратуре РФ по Удмуртии Сергея Макарова, в Удмуртии было зарегистрировано 291 самоубийство.
Семинар начнется с одноименной лекции «Превенция суицидального поведения», которую прочитает педагог-психолог Министерства по делам молодежи Удмуртской Республики Лидия Коновалова. После обеда свою работу начнут секции, на которых будут обсуждаться вопросы кризисных ситуаций, поднимется тема суицида как выхода из кризиса. А также участники семинара попытаются найти альтернативные выходы из кризисных ситуаций.
Начнется мероприятие в 10.30.
Источник: Сус@нин
Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин), “Писатель и самоубийство”:
“…Гораздо труднее объяснить самоубийственные наклонности угро-финских народов. Венгры, эстонцы, финны, удмурты, коми уже давно (а в некоторых случаях очень давно) живут в совершенно разных культурных, политических, экономических и религиозных координатах. Некоторые из этих народов и внешне-то совсем не похожи друг на друга. Но при этом, словно сговорившись, все они поддерживают уровень самоубийств примерно на одном уровне. Первое и второе места среди суицидных метрополий поочередно занимают то Венгрия, то Финляндия, а в прежнем СССР по этому мрачному показателю первенствовали Эстония, Коми АССР и Удмуртия, обгоняя монолитно-благополучную Армению в целых пятнадцать раз (столицей самоубийств в нашей тогда еще большой стране считался удмуртский город Устинов). Может быть, в генетической теории, которую я так решительно отверг в IV разделе, все-таки есть свой резон? Что кроме отдаленного родства и общего языкового корня связывает угро-финские народы? Что за мистическая нить самоуничтожения протянулась от Будапешта через Таллинн и Хельсинки к Воркуте и Ижевску?
У нас нет ответа на этот вопрос. Вот одно из истолкований, которое ничуть не хуже любого другого:
«Характерные черты венгерского народного мироощущения обычно видят в индивидуалистическом складе характера, в спокойной манере созерцания и выражения, в предметном воображении. Но ведь очевидны и такие черты, как безрассудное молодечество, как неистребимость народной мистики, как склонность к анархическим, разрушительным порывам; эти явления заставляют думать об огромных запасах неизрасходованной энергии, таящейся под спокойной поверхностью и ждущей подходящего исторического момента, чтобы со стихийной мощью вырваться на поверхность» (венгерский писатель Дёрдь Керестури). Как мы увидим чуть позже, внешняя сдержанность, скрывающая подспудный заряд разрушительной энергии – черта национального характера, присущая не только венграм, но и германцам и, в еще большей степени, японцам. Нагнетать давление в котле, не давая выхода пару, опасно – может произойти взрыв. Однако русские, кажется, чрезмерной сдержанностью не грешат? Что же с ними-то (то есть с нами-то) не так?”