От бесермян к марийцам, кряшенам и чувашам

Всего несколько лет назад Удмуртия считалась электронной столицей России. Может быть, еще где-то работала целая плеяда интересных электронных музыкантов, но именно в Ижевске благодаря компании Кама records феномен «электронной волны» был зафиксирован и растиражирован.

Уже в те годы руководитель лэйбла Александр Юминов интересовался аутентичным фолком и выпустил несколько дисков (самым известным, пожалуй, остается альбом «Бесермян крезь»). Когда электронная волна естественным образом спала, Кама records решила вплотную заняться фольклорными проектами. И вот тут-то обнаружились такие музыкальные сокровища, о которых не подозревали ни меломаны, ни издатели, ни даже многие ученые.

Проект «Бускельос» (Соседи), завершившийся в этом году, стал сенсацией в кругах ценителей world-music (рассказ о нем еще будет). Сейчас в работе проект «Болякъёс» (Родственники), логически продолжающий первый. Все лето Александр Юминов и фольклорист Марина Ходырева с передвижной цифровой студией ездили по Удмуртии, собирая для него материал.

Если в первый бокс-сет вошли диски с записями удмуртов, живущих за пределами республики, то сейчас интерес исследователей оказался направлен на музыкальную культуру различных народов, проживающих на территории Удмуртии. В новый бокс-сет войдут шесть дисков с записями фольклора русских, чувашей, марийцев, кряшен, татар и бесермян.

Талант к искренности

За русскими песнями Юминов и Ходырева отправились в деревню Подшивалово Завьяловского района. Ехали с полным осознанием, что глубинного, исконного русского фольклора на наших широтах не запишешь, да и деревня стоит не в глухом медвежьем углу, значит, жители ее волей-неволей испытали влияние мэйнстрима ХХ века.

Но оказалось, что здесь сохранился ряд песен, которые относятся к древнему пласту народного искусства. Истоки их – в Пензенском краю, в Рязани. Только там песни сильно опростились из-за влияния массовой культуры, а здесь до сих пор поются так же, как века назад. Пожилые певицы даже выговор меняют, когда заводят мелодию. «Ды молоденькай паренек», – отчетливо выпевают они.

С календарем православных праздников авторы проекта не сверялись, но по счастливому случаю попали в Подшивалово на Троицу. «Подъезжаем к деревне, а там на околице в огромном котле варят кашу. Все в венках ходят и песни поют. Эта картина до сих пор вызывает сильнейшие эмоции. Понятно, что в последние годы стало принято отмечать большие церковные праздники всем миром, но там было очевидно, что все происходит не по инициативе сельсовета, а по глубокой внутренней потребности. Эти люди смогли быть искренними и «настоящими», несмотря на современные, стилизованные под народные, костюмы, несмотря на то, что все происходило в контексте современной культуры», – вспоминает Юминов.

Марийский род, множественное число

В марийской деревне Мари-Возжай гостей, после того как была закончена очень удачная запись нескольких пожилых бабушек, отвели в этнографический музей. Кроме многочисленных, но вполне традиционных предметов национального костюма и деревенского быта здесь собраны гигантские родословные марийских родов, живущих в Удмуртии. Почти каждый житель деревни, изучив как следует эти генеалогические древа, может вывести свой род до пятого-шестого колена (а кто и дальше). Как тут не чувствовать прочную, кровную связь с культурой предков, когда и имена их наперечет, и полотно домашней работы, и рукодельные куклы поколения бабушек-прабабушек, и резные прялки – все здесь, в нескольких шагах от родного крыльца.

Марийский язык в Мари-Возжае, кстати, преподают в средней школе в обязательном порядке наравне с русским – как этническим марийцам, так и детям немногочисленных здесь русских и удмуртов. И никто не жалуется. Здесь прилично знать язык предков, язык основателей деревни. А еще здесь с удовольствием рассказывают о старой традиции стегать молодоженов в первую брачную ночь кнутом и укладывать спать на бревнах – чтобы семейная жизнь медом не казалась.

Хорошо, что успели

В деревне Порым Граховского района живет небольшая диаспора кряшен. По поводу этнических и культурных корней кряшен ученые до сих пор ведут серьезные споры. Одни считают, что кряшены – это татары, в 16-17 вв. принявшие христианство (ортодоксальные мусульмане до сих пор считают их вероотступниками). Другие же ученые утверждают, что кряшены издревле были самостоятельным племенем и никогда не исповедовали ислам, а еще тысячелетие назад приняли христианскую веру. Жители Порыма согласны со второй версией: «Мы не крещеные татары. Мы сами по себе, народ кряшены», – говорят они.

После того как видишь их национальную одежду и слышишь их песни, веришь им безоговорочно. В костюме кряшенок больше всего внимание привлекает необычный головной убор – глубокая шапочка, обшитая разноцветной тесьмой. Самая заметная ее деталь – «наушники», полностью закрывающие ушные раковины и украшенные несколькими рядами серебряных монет. Больше ни у одного народа Поволжья такой детали в костюме нет.

Песни кряшен тоже весьма своеобразны. Они далеки от тюркской музыкальной традиции, в них нет избытка голосовых вензелей и мелизмов. Их энергия – не в нарочитой узорчатости голосоведения, а в настойчивой интонации. Пропевая куплет за куплетом, исполнители заражают слушателей именно тем оттенком настроения, который несет песня (чаще всего это меланхолия и печаль). Слушатели невольно оказываются вовлечены в процесс сопереживания песне, а это уже первый шаг к сотворчеству.

К сожалению, дети в Порыме уже не говорят на кряшенском языке – только на русском. Вместе с языком исчезнет естественная песенная традиция… «Хорошо, что успели», – в который раз за время поездки говорит Марина Ходырева.

То же угасание традиции авторы проекта застали в чувашской деревне Благодатное. Здесь подлинной «находкой» стал Леонид Васильевич Цыпленков – крепкий еще дед с боцманскими усами (он и вправду когда-то служил на флоте). Его конек – игра на духовых народных инструментах, которые он сам и изготавливает. Режет дудочки из дерева, из стеблей растений. За мастерство ему дали звание заслуженного деятеля культуры Чувашской Республики (он частенько ездит туда с концертами). К нему ездят учиться из Чебоксар, а вот в родной деревне никто не рвется перенимать ремесло.

Фольклорный андеграунд по-татарски

Проект обнаружил, что с подлинной татарской музыкальной культурой мы здесь, в Удмуртии, не знакомы вообще. Для нас татарская музыка – это прихотливые мелодии, исполняемые под гармошку на общественно-народных гуляниях Сабантуя или Курбан-байрама.

Судя по всему, с глубинной традицией татарского народа эти «расписные» песни согласуются так же, как ресторанная «Калинка-малинка» с песней русской.

Экспедиции повезло заехать в татарскую деревню Кестым Балезинского района. Поселение возникло еще до эпохи Ивана Грозного, не меньше пятисот лет назад. Влияние религии на повседневную жизнь здесь до сих пор очень сильно: когда во время записи с улицы прозвучал призыв к дневному намазу, исполнительницы попросили прервать запись и погрузились в короткую, но глубокую молитву. Именно эти бабушки приоткрыли перед нами дверь в заповедное песенное искусство татарского народа.

Стоит сказать, что в архаичной мусульманской традиции искусства ради развлечения нет вообще. Музыка там соотносится с духовно-философской традицией, песенное искусство становится продолжением литературного. Одни из самых древних форм, возникшие на стыке духовной литературы и фольклора, – баиты и мунаджаты. По возрасту они ровня древнерусским былинам. Эти жанры различаются между собой ритмикой и мелодикой, но основа у них общая. Баиты и мунаджаты не поются – они сказываются, проговариваются-пропеваются «с листа» (поэтому любая импровизация исключена). Сюжеты эпические или нравственно-дидактические: о трудности и быстротечности людского века, о законах праведной жизни, о долге перед ближним и перед Аллахом. Исполняют их преимущественно женщины молодого и среднего возраста, которым вход в мечеть заказан.

И вот что удивительно: баиты и мунаджаты не стали застывшей формой, слепо переносимой из века в век. Старинные баиты и мунаджаты в Кестыме пропевали-считывали из тетрадочки так, как переписали из еще более старых книг. Но про очередной баит рассказали, что он посвящен жизни и страданиям молодого муллы из Кестыма, который был невинно репрессирован в 1930-е и сгинул в лагерях. Написан баит в форме письма муллы родным в деревню с завещанием соблюдать все нравственные нормы («не гневайтесь, не грешите, стариков и сирот не обижайте»). До недавнего времени в деревне жила дочь того муллы. Исполнительница баита спрашивала ее, приходили ли от отца письма из лагеря. Оказалось, ни одного. Выходит, так велика была потребность людей в своем герое, что кто-то знакомый с книжной культурой и правилами стихосложения написал за муллу это поэтическое письмо. Исполнительница об этом знает, но от этого духовный подвиг молодого священнослужителя для нее не стал меньше, а баит – легковеснее. Через пару поколений знание о том, что сочинение анонимное, будет утеряно, родится легенда о мулле из Кестыма. А мы видели, как она создается…

Рада Мирова

Источник: газета “Совершенно конкретно”